Содержание

Биография

Тейтель Яков Львович – юрист и общественный деятель.


Биография
Не только профессионалу, посвятившему долгие годы изучению истории евреев в России, но и почти всякому аналитически мыслящему человеку, утверждение о том, что русское еврейство изучено недостаточно, покажется очевидным. Есть много имён, до сих пор не извлеченных из архивной пыли, исследовательская мысль часто глядит на себя в зеркало художественного жанра, отходя не только от научности, но и от всякого исторического правдоподобия. Безусловно, история евреев в России – огромное историческое полотно, и русская линия пересекается на нём с еврейской слишком извилисто и причудливо, чтобы можно было с достаточной уверенностью толковать получившийся грандиозный узор. Но достаточно интересно вглядеться в мелкие стёжки этого узора – в жизнь вроде бы "небольшого" человека – провинциального судьи Якова Львовича Тейтеля (1851–1939), вовсе не с целью сделать глобальные выводы, но для того, быть может, чтобы увидеть, как великое начинается в малом.
Фигура Тейтеля подверглась основательному и пристальному рассмотрению фактически только в зарубежной научной литературе: отметим важнейшие работы. Если мы всмотримся внимательно в основные линии судьбы нашего героя, то обнаружим сочетание несовместимого. Консерватор, юрист по образованию, он стоял на страже тех законов, которые часто были направлены против его единоверцев. Фактически еврей-судья в последние десятилетия дореволюционной России мог жить только очень шаткой жизнью – между Сциллой и Харибдой, поскольку подобная должность не допускала полноправное членство ни в православном, ни в иудейском мире. Тейтель никогда не был сторонником реформ. Мы не увидим его ни в списках членов политических партий, ни в сторонниках религиозного сионизма – он всегда держался в стороне от фундаментальных идей и "больших дел". По его собственному признанию, он всю жизнь занимался оказанием посильной помощи тем, кто в ней нуждался. Тейтель фактически выполнял миссию штадлана, то есть, пользуясь особым положением, помогал неимущим. Данная традиция помощи уходит далеко в прошлое и достаточно исследована. Известно, что некоторые штадланы, например, А. Перетц и Н. Ноткин, достигали иногда больших успехов в переговорах с русскими властями. Тейтеля можно считать представителем особой части еврейской интеллигенции, постепенно секуляризующейся и ставшей со времен царствования Николая I целым социальным институтом. Представителям этой русской еврейской интеллигенции было свойственно желание освоить русскую культуру и литературу, они допускали выход из лона иудаизма, если этот выход был оправдан соображениями выживания в православном обществе. По отношению к наиболее политически и общественно активным лицам этой группы, в том случае, если они органично входили в русскоязычный социум и допускали возможность секуляризации еврейских масс, часто применяется термин "ассимиляторы". Имеется в виду, что подобные представители интеллигенции были настроены на постепенную ассимиляцию евреев в русское общество, они видели свое будущее в России и считали возможным найти золотую середину между двумя точками экстремума – абсорбцией еврейства русским обществом и абсолютной изоляцией еврейского народа от православного населения. Лица, охваченные ассимиляторской субкультурой, с одной стороны, создавали автономные политические и культурные организации сугубо для укрепления своего этнического сообщества, с другой – сотрудничали с русской частью населения в более широком масштабе – на пользу, как они полагали, всего населения Российской империи. М. Винавер, например, будучи лидером Конституционно-демократической партии, принимал непосредственное участие в работе Общества распространения просвещения среди евреев. Таким образом, он участвовал сразу в двух культурных процессах. Другой пример участия сразу в двух культурных процессах – жизнедеятельность литературного критика Михаила Осиповича Гершензона, всю жизнь писавшего на русском языке и фактически отождествившего себя с русской интеллигенцией в сборнике "Вехи". Чем же может быть интересен сегодня русский штадлан Яков Львович Тейтель? Мы хотим обратить внимание читателя на то, что, во-первых, он оказывал юридическую и моральную поддержку русскому православному крестьянству, что делает его фигуру противоречивой в свете занимаемого им положения. Будучи судьей, Тейтель брал на себя функции адвоката. Во-вторых, хотим подчеркнуть, что фигура Тейтеля, а вместе с ним и всех лучших представителей ассимиляторства, в высшей степени парадоксальна в силу их национальности. Им было суждено сказать новое слово в русской культуре, но каждое слово, которое они говорили по-русски, стоило этим лицам частичного или полного отказа от собственной идентичности, от самих себя.
Краткий биографический ряд Я. Л. Тейтеля представляет собой следующую цепь событий и фактов. Будущий общественный деятель родился в 1851 году в местечке Чёрный Остров Подольской губернии, на территории черты оседлости. Религиозное воспитание было перемешано в его семье со светским. В перерывах между изучением Торы ребёнку позволяли читать беллетристику французских и немецких авторов. С детства у него возникло отвращение к религиозной и расовой нетерпимости. В 1871 году Тейтель стал студентом медицинского факультета Московского университета, но буквально через несколько дней перешел на юридический факультет. В юношеском возрасте он пережил увлечение политикой, похожее на юношескую влюблённость: состоял в кружке молодых социал-революционеров, хотя сам не участвовал в революционной агитации. Позднее Тейтель окончательно отвергнет идею революционного переустройства, подчёркивая преимущество мирных методов. К 1875 году он пришёл к мысли о необходимости создания газеты на русском языке для борьбы с набиравшим обороты антисемитизмом. Инициатива Тейтеля была одобрена многими – и религиозными, и светскими деятелями, но в силу материальных и иных причин издание увидело свет только спустя четыре года. В мае 1875 года он окончил юридический факультет и решил посвятить себя службе по судебному ведомству. Примечательно, как сам Тейтель объясняет свой выбор, немного, быть может, романтизируя действительность. В декабре 1877 года он был назначен исполняющим обязанности служебного следователя в Самаре. С 1904 года Тейтель приступает к профессиональной деятельности в Саратове в должности члена Окружного суда. Фактически он оказался единственным судьёй-евреем в России. "После смерти члена суда Дилона, судебного следователя Троцкого и принятия православия членом суда Вербловским, по судебному ведомству осталось два еврея: Я. М. Гальперин и я" - вспоминает Тейтель. К 1912 году он был вынужден оставить свою должность вследствие очередной волны антисемитизма. По воспоминаниям Тейтеля сам министр юстиции И. Г. Щегловитов говорил ему, что "нельзя теперь еврею быть судьёй в России". 1 января 1912 года он был произведён в действительные статские советники за отличие по службе. Титул был своеобразной компенсацией, данной И. Г. Щегловитовым, в обмен на прошение Я. Л. Тейтеля об отставке из судейства. После 1912 года он проживает в Москве, где начинает уделять много времени деятельности ОРТа – Общества поощрения ремесленного и земледельческого труда среди евреев в России. Также принимает участие в работе Общества пособия бедным евреям Москвы. В 1913 году Тейтель был избран членом Комитета Московского общества пособия студентам. Одно из интересных начинаний, в которых он участвовал – проект переселения евреев в Анголу. Остановимся на нём несколько подробнее. Португалия после 1910 года была объявлена республикой, и одним из самых серьёзных вопросов, вставших перед новым государством, был вопрос об удержании колоний. Для того чтобы удержать территорию Анголы – одной из колоний, превосходящей территорию метрополии в несколько раз, необходимо было заселить её. Самыми подходящими для заселения арендаторами земли были признаны евреи, в силу того обстоятельства, что у них не было поддержки своего правительства, и, следовательно, отделение и создание суверенного государства в таком случае было бы затруднено. Тейтель способствовал процессу переговоров между португальской и еврейской стороной. У португальских властей, однако, большую озабоченность вызывала связь "ЕТО", организации взявшей на себя ответственность за переселение, с Лондоном. Они начали настаивать на том, чтобы земля выделялась лично каждому физическому лицу, пожелавшему приехать в Анголу, но не юридическому лицу, каковым являлось "ЕТО". Известно, что переселение не состоялось, так как предлагаемые земли были неудовлетворительны в силу разного рода факторов.
Тейтель был убеждённым сторонником отвлечения евреев от торговли: он лично способствовал созданию и развитию поселенческой колонии в Малаховке в Приуралье. Во время Первой мировой войны Тейтель оказывается в Лондоне, где ведёт сбор средств для неимущих евреев-беженцев. После 1917 года он в Россию не возвращается, становится президентом Союза русских евреев в Германии. В 1923 году этот общественный деятель организовал филантропическое общество "Друзья детей", организацию с миссией помощи детям в улучшении их физического и духовного здоровья. Скажем несколько слов подробнее и о саратовском периоде жизни Тейтеля. Приблизительное представление о нём можно получить из архивных материалов, в том числе фондов Государственного Архива Саратовской области, и из уже упомянутой книги воспоминаний. "До 15 сентября 1904 года я заседал в гражданских отделениях, а с этого числа я перешёл в первое уголовное отделение Саратовского окружного суда. <...> Сидя членом суда, я имел много времени наблюдать за подсудимыми. Печальную картину представляли так называемые рецидивисты, судившиеся за 3-ю, 4-ую и так далее кражу. Свои впечатления о суде над ними я напечатал в "Саратовском листке" под заглавием "Давно пора". В этой заметке я указывал на необходимость учреждения патроната, общества попечения о лицах, вышедших из мест заключения". К сожалению, идея патроната не была осуществлена. Интересны те комментарии, которые оставляет Тейтель о саратовских тюрьмах. "Мне, как члену уголовного отделения суда, хорошо известны были тюремные порядки, как по жалобам арестантов-подсудимых, так и по делам, возникавшим, к сожалению, очень редко, по обвинению тюремных надзирателей в избиении арестантов. <...> Режим в саратовских тюрьмах своей жестокостью был известен далеко за пределами губернии. После 1905 года губернатором в Саратове был преемник Столыпина, граф С. С. Татищев... При нём назначен был начальником главной тюрьмы Губерт, легендарная по своей жестокости личность... Этот Губерт днём не показывался в тюрьме; а ночью бодрствовал, тревожа арестантов посещением камер и производя наказание будто бы провинившихся арестантов. Распоряжения суда, прокурорского надзора им игнорировались. Трудно поверить, но это факт – товарищи прокурора, на обязанности которых лежало наблюдение за тюрьмой, избегали ходить туда из-за грубости Губерта. Помню, как несколько раз арестантские дела откладывались из-за того, что Губерт не исполнял требований окружного суда - не присылал подсудимых-арестантов, или свидетелей, содержавшихся в тюрьме по другим делам. Окружной суд сообщал прокурорскому надзору, как полагалось по закону, о действиях Губерта, но эти сообщения никакого влияния не имели: прокурорский надзор был бессилен".
Интересна меценатская помощь Тейтеля русским писателям. Тейтель называет писателя Степана Петрова, печатавшегося под псевдонимом Скиталец, своим духовным сыном. "Приехав как-то раз в село к своему другу мировому судье Самойлову, узнаю от него, что в Обшаровке имеется самородок, столяр Петров – философ... Я просил познакомить меня с ним. Петров пришёл. Увидел я степенного, с умным лицом крестьянина; говорил он медленно, как будто бы обдумывая каждое слово. <...> Ясность ума, правильность суждений о земстве, о крестьянском самоуправлении, о религии, действовали чарующе. Прощаясь со мной, Петров сказал, что у него имеется мальчик Степан, который хорошо пишет стихи и которого всё тянет в город к образованным людям. На другой день утром пришел ко мне этот мальчик... Принёс он свои произведения. Не откладывая в долгий ящик, я этого Степана забрал с собой в Самару. Познакомил его с редактором "Самарской газеты" и достал ему место писца в Окружном суде. <...> В моей коллекции фотографических карточек имеется карточка отца Петрова с трогательной надписью – благодарность за то, что вывел сына на дорогу". Моральное удовлетворение приносили Тейтелю те дела, где требовалось личное участие в судьбе человека и проявление милосердия к нему. Сам он так пишет об этом: "Только немногие дела давали мне удовлетворение и скрашивали мою судебную деятельность. Это дела, где следователь, действуя по судебным уставам, является защитником угнетенных". Иногда защита угнетённых сводилась к элементарному, например, кого-то Тейтель заставил поверить в правосудие. Например, он рассказывает в своих воспоминаниях о том случае, когда одна крестьянка предлагала ему взятку за то, чтобы он не привлекал её к допросу. Женщина была очень удивлена тем, что от её подношения Тейтель отказался. Что интересно, фактически он не избежал влияния русского народничества. В своём поведении, жизненных позициях и идеалах судья многое воспринял у "кающихся дворян" 1860-х – 1870-х годов. Идея о том, что, прежде всего, необходимо защищать интересы простого народа, и только потом думать о привилегированных слоях общества, была в его случае не просто пышной риторикой, но фундаментом трудов и дней. Веря в первичную непорочность души, Тейтель увидел внутреннюю противоречивость своей профессии: "С каждым годом все более и более росло у меня убеждение в святости принципа: "Не судите, - да не судимы будете. Только когда видишь перед собой подсудимого, когда переживаешь с ним весь ход судебного следствия, только тогда чувствуешь всю тяжесть роли судьи и часто фальшивое его положение".
Итак, то, чем занимался Тейтель, можно назвать "малыми делами". Используя свою личную власть или авторитет, он ходатайствовал за людей, оказавшихся в бедственном положении. Соблюдая букву закона, он, тем не менее, иногда искал возможность помочь обвиняемому даже в обход юридических предписаний, руководствуясь состраданием к нему. Тейтель был противником кардинальных революционных изменений, предпочитая конкретную помощь в каждом единичном случае. Но при таком не самом прогрессивном подходе, в контексте своего времени, Тейтель был понят и признан. Прислушаемся к голосам выступавших на торжественном чествовании его восьмидесятилетия. "За свою готовность неизменно откликаться на чужое горе, за юношеский жар, с каким он брался всякому помочь, Яков Львович давно стал любимой фигурой среди всех его знавших. Уже в восьмидесятых и девяностых годах прошлого столетия, когда он жил в Самаре и Саратове, к его скромной квартире тянулись все, кому нужно было доброе слово и дружеская услуга. У него в доме встречались представители передовой русской интеллигенции, впоследствии видные русские писатели, политические деятели, и все они сохранили о нем светлое воспоминание". Б. Л. Гершун от имени Союза русской присяжной адвокатуры даёт Тейтелю даже ещё более высокую оценку: "За эти годы нам стало ясно, что Вы принадлежите всем – всему Обществу, не только судебному ведомству, не только адвокатуре, в ряды которой Вы, по оставлении судебной службы, вступили, - не только еврейству, но и всему человечеству. Ибо Вы - по преимуществу – человек в наилучшем смысле этого слова". М. Винавер даже предполагал, что в Саратове не было такого человека, который бы не знал Тейтеля. Пожалуй, как самую важную его характеристику следует назвать то, что настоящего гуманиста и мецената в нем видели и представители православия, и шире – люди с русской самоидентификацией. Об этом свидетельствует приведенный отрывок из речи главы Общества Помощи Русским Гражданам: "Общество Помощи Русским Гражданам все эти десять лет с радостью и гордостью следило за успехами и достижениями Союза Русских Евреев... В особенно тяжелых, трагических случаях, когда быстрая и щедрая помощь могла спасти жизнь человека или уберечь от гибели семью и детей, Общество обращалось за содействием к Союзу русских евреев, и – разрешите засвидетельствовать, не было случая, когда перед лицом действительно безысходного горя Союз не откликался, не протягивал и свою руку помощи, не считаясь никогда с вопросами вероисповедания и национальности.
Нам удалось обнаружить следы Я. Л. Тейтеля в нескольких местах. В ГАСО имеется дело Саратовской женской повивально-фельдшерской школы Саратовского санитарного общества, которая до 1903 года носила название фельдшерской. Имя Тейтеля обнаруживается в списке членов Педагогического Совета этой школы - он был её попечителем и преподавал там один семестр латинский язык. Также подпись Тейтеля видна на делах о еврейских погромах. В частности, например, на деле о Е. Ильинском и К. Александрове. Ильинский и Александров обвинялись в принятии участия в "публичном скопище, которое, действуя соединенными силами участников, вследствие побуждений, проистекших из религиозной и племенной вражды, учинило вторжение в обитаемые помещения евреев Клугмана, Кушнера и Рязанского, похищение и истребление их имущества". Примечательно, что согласно обвинительному акту, погром состоялся 19 и 20 октября 1905 года, слушание же дела происходило в 1910 году. Можно предположить, что Тейтель лично способствовал возбуждению уголовных дел по факту еврейских погромов. Это следует из его собственного признания в том, что он, приехав в Саратов, первым делом счел нужным установить контакт с Столыпиным и добился определенного сотрудничества с ним по еврейскому вопросу. Другой аспект деятельности Тейтеля – общество помощи нуждающимся молодым людям, желающим получить высшее образование. Ему было предложено возглавить комитет этого общества. По его словам "никаких национальных, сословных и вероисповедных преград комитет не знал". Также известно о попечительской деятельности Тейтеля в исправительной колонии для несовершеннолетних, в обществе глухонемых.
Изучение жизни и деятельности Тейтеля и таких же, как он, филантропов-гуманистов, как нам кажется, могло бы способствовать более глубокому пониманию внутренних причин размежевания основных общественных течений еврейства – ассимиляторства и изоляционизма, их взаимодействия и исторической судьбы. Безусловно, лиц, занимающихся меценатской деятельностью, было много, и при оценке этой деятельности в равной степени странно и впадать в сентиментальности, и игнорировать очевидное. Самое главное, чему может научить нас жизнь Я. Л. Тейтеля, – это то, что мудрый человек, даже при всей противоречивости его национального и религиозного положения, внимая и личному жизненному опыту и судьбам поколений, рано или поздно поймёт универсальность основного закона человеческого общежития: "Спешите делать добро".

А. Хрусталёва, 2011 (последнее изменение: 08.12.2013)